Как бежавшие от войны обрели новую жизнь в Хабаровске

Сейчас Мариуполь, город, в котором не улыбаются, постепенно приходит в себя. Строят нарядные, как на открытке, микрорайоны. Но большая часть когда-то самого обычного города — черные руины с провалами бывших окон.

Февраль 2022 года разделил жизни мариупольцев на «до» и «после» — тех, кто эти жизни сохранил. Россия приняла всех, кто хотел спастись от войны. В их числе — теперешние хабаровчане, учительница математики Юлия Хачхарджи, айтишник Иван Мандруев и слесарь-металлург Евгений, который даже за многие тысячи километров от бывшей родины не называет свою фамилию публично, боится за жизнь родственников, оставшихся в украинском безвременье.

Хабаровск — город спокойный и мирный, в чем-то малоэмоциональный до равнодушия, но по сути — очень добрый и отзывчивый к чужой беде. Его создавали и заселяли собой люди со всей царской России, развивали вахтовики из всех республик Советского Союза, и до сих пор у него нет своего отличного от других лица. Поэтому все, кто сюда приезжают, быстро становятся своими.

Первой остановкой вынужденных переселенцев с территорий бывшей советской украинской республики становятся южные приграничные города России. Там они узнают чуть больше о географии самой большой страны мира, социальной поддержке в ее регионах — оформление документов, помощь в трудоустройстве, подъемные средства на первое время. Хабаровский край одним из первых объявил, что готов принять к себе переселенцев. И принял.

Герои этой публикации провели восемь суток в поезде, чтобы стать дальневосточниками. Но пережитое за полгода до эвакуации еще стоит перед глазами.

— Когда все началось [24 февраля], мы решили из поселка, Сартаны нашей, уехать — я, муж, трое детей наших, в Мариуполь, тут сразу раз — город закрыли, выехать невозможно. Так и остались в городе. Сначала на съемных квартирах, потом к нам мои родители приехали — Сартана попала под обстрел, они решили эвакуироваться. Поселились в Мариуполе в общежитии всемером. Мы во дворе общежития еду себе варили — в больших таких кастрюлях по 40 литров, пока в один прекрасный день во двор не прилетело: вместо двора — воронка… Слава Богу, за пару минут до этого поуходили мы [обратно в общежитие] с этими кастрюлями. Ни люди не пропали, ни еда. Потом готовили на ступеньках, не выходя из подвала. Костер — из всего, что можно и нельзя. Ветки, щепки, двери поломанные — все в ход, — вспоминает Юлия Хачхарджи.

Иван Мандруев, выпускник университета радиоэлектроники в Харькове, родился в Новосибирске, вырос в Мариуполе, искал лучшей жизни в Испании, но вернулся на украинскую территорию ухаживать за бабушкой. 

— Когда майдан только начинался [в 2013 году], первые лозунги такими правильными мне казались. Против олигархии, за власть народу, за честность и справедливость. Чинно-благородно все звучало. Думал: «Ну и дай Бог, страну поднимем». Глаза открылись, когда произошел переворот и к власти пришли фашисты. Когда война в 2014-м началась. Я за ДНР голосовал на референдуме. Обидно было, конечно. Мы видели, как Крым бескровно, за три секунды перешел в Россию. Как мы ждали этих «зеленых человечков» у нас — не представляете, — рассказывает Иван Мандруев.

Евгений прожил в Мариуполе всю жизнь, работал металлургом, слесарем подвижного состава, а последние два года на печально известном заводе «Азовсталь». Когда на город полетели первые снаряды, у них с женой уже был ребенок и ждали еще двойню.

— С супругой мы жили на драмтеатре. Квартира там в центре Мариуполя у ее родителей. Когда взрыв был в драмтеатре, мы как раз в квартире сидели. Жутко было. Слава Богу, перед тем, как взорвалось, оттуда, из театра, почти все успели уехать. Несколько человек погибли, мы точно знаем. В нашем доме была фирма по остеклению окон, у владельца родственники в драмтеатре были: племянница жива, мама жива — а вот на брата стена упала. Мы потом крышей драмтеатра грелись с супругой и ее родителями. На топливо, на дрова. Негде было взять больше. Хорошо, с этим повезло. Ну как повезло. Ну, вы поняли, — говорит Евгений.

Они помнят, как собирали еду, оставленную украинскими мародерами в разграбленных магазинах, сливали воду из труб отопления в подвалах, стояли под дулами неонацистских автоматчиков, которые ломали их волю, чтобы потом прикрыться от пехотного штурма.

— Мы стали для «азовцев» живым щитом, а дом наш — линией фронта. 9 апреля мы вышли из горящих руин. Народу никого не убило, к счастью. «Азовцев» тоже никого, к сожалению. Они смылись, а мы вышли и всю ночь куковали во дворе, смотрели, как наш дом горит. 10 апреля утром двинули в сторону ДНР. Куда? А кто знает. По слухам, вот там стоят дэнэры — ну и давайте пойдем туда, наудачу. В доме четыре человека неходячих — на 20–30 человек. На рассвете повязали белые повязки из тряпок и двинулись. Попались дэнэры через пару улиц. Мы объяснили, кто, откуда и зачем. Они нам ручкой помахали и сказали: «Правильно идете, вам туда, там вывозят». Ну и пошли, кто с чем. Я с рюкзаком — документы, одежда какая-то, что была, — с бабулей в коляске и с котом нашим. Мишкой звать, — вспоминает Иван.

Так, пешком, с детьми, стариками, колясками, разбирая завалы и отодвигая с дороги неразорванные мины, продвигались к своим, русским. От блокпоста в ПВР, а дальше — новая жизнь на новом месте.

— За первую неделю в Хабаровске у меня было три собеседования — и три положительных результата. На фирме, что БАМ-2 строит, я диспетчер-логист, но по факту айтишные проблемы там тоже решаю. Исполняю обязанности сисадмина — у кого что подвисло, и считаю, сколько наши машины топлива потратили. Я так понимаю, что в Хабаровске и в России не пропаду. Здесь мы свои, мы это чувствуем, — говорит Иван.

 Юлия и старшая дочка здесь продолжили семейную педагогическую традицию. Мама работает в школе, дочка учится в университете.

— Как минимум мы три года по программе здесь. Это раз. Пока ребенок учится в вузе, я не вижу смысла двигаться. Это два. Если ехать потом, то только возвращаться в Сартану к родителям. Захочу или нет — не знаю. Нам в Хабаровске нравится, город очень хороший. Прижились, честно. Ближе к лету, когда оформим жилищные сертификаты, планируем покупать жилье здесь. Но уже есть уверенность, что все получится. Пусть люди — эвакуированные, беженцы, любые, кто оттуда в Россию едут — пробуют, особенно те, кто с детьми. Садик, школа, институт — проблем нет, все бесплатно. Никто не смотрит на вас косо-криво, агрессии мы не встретили — «из-за вас такое происходит, нас из-за вас мобилизуют». Если бы оно было, то было бы заметно. За пять месяцев не встретила такого нигде. Ну как просто приезжие из другого города — только тебе еще и все обустроиться помогают, — говорит Юлия.

Евгению не только дали работу, но и предложили получить новую профессию — машиниста. Сейчас он заканчивает обучение по специальности, которая сегодня остро востребована в Хабаровске.

— Сманили нас к себе дальневосточники, слава Богу. А тогда мы думали, где же нас обманывают. У меня диплом сварщика, диплом слесаря и высшее железнодорожное образование. Раскладывают: «Вот, смотрите, какие вакансии есть». От 50 тысяч и выше — вполне нормальные деньги, если без жилья. Живем в гостинице, она как пункт временного размещения работает. До конца года и потом будут продлевать, говорят. А там и жилищные сертификаты получим, обещали. Пока все обещанное выполняют, — говорит Евгений.

Среди тех, кто бежал от войны, есть люди, вначале проникнувшиеся романтикой «майдана». Это неудивительно — цветные революции всегда начинаются за все хорошее и против всего плохого. Это потом собранную вместе по благородному поводу человеческую массу превращают в ударную силу или заградительный щит ненасытные кукловоды. Но есть те, кто видит дальше заученных методичек. Кто просто хочет жить по более древним и истинным до абсолюта правилам. 

Подготовлено по материалам издания Взгляд.ру