«Мировая премьера, поставленная по пьесе американского драматурга Дона Нигро режиссером Никитой Ширяевым», — значилось на афише.
«Рыбак на озере тьмы» это и цитата из шекспировского «Короля Лира», и название спектакля. «Сновидение последней ночи» — так обозначил жанр постановки заслуженный артист России Никита Ширяев. Он — режиссер, он же сыграл главного «рыбака» — великого русского писателя. Какого? Режиссер категорически отрицает, что это Лев Толстой. Он утверждает, что это обобщенный образ.
— Считаю Нигро крупнейшим драматургом современности, — говорил Никита Ширяев. — Он как бы пощечину дает всей нашей сегодняшней российской драматургии, которая, увы, совершенно не соответствует действительности. И вдруг на другом конце земного шара драматург пишет пьесу как Чехов.
Режиссер.
— Когда-то во времена моей молодости вечером мой отец, который имел отношение к театральному искусству, спросил у моей матери, вернувшейся с премьеры спектакля «Гамлет», спросил «Что случилось?». Раньше спектакли начинались в 19.30, а мать вернулась домой в 21.30. Отец переполошился: Сорвался спектакль? Кто-то заболел? Почему ты пришла домой через два часа?» — рассказывал Никита Ширяев. Мать отвечала, что все нормально, спектакль прошел, закончился. Отец, который давненько перед этим не ходил в театр, он сказал: Ах! Уже пятиактного Гамлета играют быстренько за два часа! По часу — на акт». Это было очень давно.
У этого режиссера свое видение, свой взгляд на театр. С этим можно соглашаться, можно нет, но отрицать, что этот человек — личность, при этом большая и невероятно даровитая, нельзя. А личности никогда не бывают удобными.
— Я помню, что как-то меня полупрезрительно обвиняли: «Вы представляете, он поставил „Горе от ума“ не сократив вообще пьесу». И это были люди не далекие от театра! Они считали себя большими специалистами в этом искусстве. Театр драматический имеет свои законы, цели и задачи.
Премьера спектакля «Рыбак на озере тьмы» была аншлаговой. Зал был полон.
— Я слышал, как этот зал дышал, — поделился режиссер. — Три акта муху было слышно. Хохотнули там, где нужно, смотрели так скромно и с таким чувством, и так вдумчиво. Это просто поток счастья идет, когда так разговариваешь со зрителями. У людей была радость — духовная, душевная, как угодно. Магия театра возникает вследствие понимания, не важно какого — интеллектуального, чувственного. Если ты попадаешь в резонанс, то все!
Гениальность.
В круговороте этих «снов последней ночи», больше похожих на картины посмертия, от величия писателя, пожалуй, только досада, потому что, как сказал Максим Горький — русский литературный «буревестник», для жен и лакеев гениев не существует. Пожалуй, это главный конфликт, где жертвами становятся и супруга писателя, и дочки, и сам гений.
Кстати, женские образы были блестяще созданы артистками театра Ренатой Хазиахметовой, заслуженной артисткой Хабаровского края Анной Чеботаревой, Антониной Белан, сыгравших дочек писателя. Особо хочется отметить работу заслуженной артистки России Светлану Царик, исполнившей роль жены главного героя. Это была сочная, яркая работа.
Сам главный герой, казалось, выпадал из ткани спектакля, из актерского ансамбля и иным актерским существованием, и своей артистической правдой. Порой казалось, что он намеренно рушит ткань спектакля, рвет темпоритм, сознательно опуская его ниже некуда. И самый последний момент, когда вот-вот и начнется внутренний зрительский протест, вдруг вспышкой напоминание жанра спектакля — «сновидение последней ночи». Эта алогичность сна, а точнее видений посмертия, была точна, и порой это было страшно. Сон длиной в человеческую жизнь — эта фраза пульсом стучала порой в виске. В наших снах не так же мы отстранены от любого действия — и участники, и наблюдатели?
Препарация гениальности — дело неблагодарное. Это бездарность на каждом углу, она безопасна своей предсказуемостью и нормой, а всякий гений разрушает равновесие, придает осмысленность мирозданию, требуя и личных жертв, и жертв самых близких, хотя бы служением, что, видимо, как ни странно противоречит природе, что жен, что лакеев.
На сцене то ли углы, то ли айсберги, и этот подиум, расположенный пол углом к сцене, постоянно видоизменялся. Казалось, что эти изменения — контрапунктом к основной линии спектакля, своего рода «спектакль в спектакле». Они подчеркивали ощущение ирреальности происходящего, посмертие.
— С художником мы добивались именно этого. Я обожаю, когда декорация в течение спектакля живет, не как раньше в опере. Занавес открыли, публика похлопала, художник заработал свои аплодисменты, после этого о нем зрители забывали, — говорил Никита Ширяев. — Декорация должна жить, меняться, дышать. А как актер, я всегда обожал взаимодействовать не только с партнерами, но и со всей архитектоникой, выстроенной вокруг меня. Это свет, звук, декорация, реквизит. Когда это все включается в ансамблевое действо, тогда возникает театральная магия.
Послесловие.
Спектакль шероховат, но эти шероховатости и провоцирует зрительскую мысль. Какой же настоящий русский театр без мысли?
Хабаровский краевой театр драмы премьерой спектакля «Рыбак на озере тьмы» закрывал 76-й сезон. Публика долго аплодировала, когда спектакль закончился. И почему-то в тот момент подумалось, что это еще одна победа, нет, ни американского драматурга, ни режиссера, ни актеров, а русскости. Значит, еще не все потеряно, не все зомбированы телевидением.