Как убивали Масленицу

В ХХ веке подменяли русские праздники, русский фольклор, русский народный костюм. И многие подмены теперь воспринимают за подлинную русскую культуру.

Полностью вычеркнуть христианство из народных обрядов невозможно. А потому советская власть решает создать обряды новые, уже без христианского традиционного содержания.

Создавались обрядовые комиссии, различные комитеты. Но обряд невозможно придумать. Как правило эти новоделы были мертворожденными. И это понимали инициаторы.

Задачу решали замещением. Например, вместо обряда первой пахоты или уборки урожая появился день колхозника.

Самым ярким новым праздником становятся Проводы зимы. Впервые их масштабно провели в феврале 1958-го года в Москве, на стадионе Лужники.

Создали новый праздник на основе традиционной масленицы, той самой, с которой активно боролись до войны. Для этого очень многое в ней приходилось поменять.

И вот это национальное, обрядовое здесь приобретало сугубо развлекательную функцию. Не сакральную, тот обряд имел не характер императива, то есть он был необязателен для всех, а это просто такой антураж внешний, игровой характер, и уже достаточно безобидный для советской власти.

Были созданы десятки методических пособий. В них прописаны сценарии, костюмы героев, необходимые аттракционы и, конечно же, руководящая роль партии.

Так в одном из сценариев Зима буквально говорит следующее:

— Мы на пути больших свершений. Программа роста высока. Она намечена в решениях, программы партии и ноябрьским пленумом ЦК.

Но главное, что закрепляется в новом советском празднике, это идея проводов зимы. Традиционная масленица проводов зимы не знала. Огромное количество масленичных песен, которые мы знаем, не упоминают зиму.

Если это проводы зимы, то почему о зиме не поется в масленичных песнях?

Не вяжется с проводами зимы и сама дата праздника, которая связана не с климатическими условиями, а с началом Великого Поста.

Разброс от года к году доходит до 40 дней. Причем по старому стилю масленица — это январь–февраль месяц.

Провожать зиму в январе–феврале, даже для современного климатического состояния, более-менее странно.

Советские учёные открыто критиковали идею проводов зимы. Но маховик культпросвета и домов культуры уже было не остановить. Рождались новые и новые вымыслы. Например, о том, что блин — это символ Солнца.

То Солнце, которое и как мы его привыкли воспринимать сегодня, было неизвестно нашим предкам в XIX веке. Блины XIX века, они не жёлтые, они не солнечного цвета. Они чёрные, они гречневые, они толстые. И в этом смысле совсем не похожи на то Солнце, которое мы привыкли воспринимать или рисовать сегодня с фотографией поверхности Солнца.

Не менее расхожим мифом становится обязательное сжигание. Сегодня представить масленицу без него практически невозможно.

Регионы, в которых сжигали чучело, можно на пальцах одной, максимум двух, руки уложить, потому что вместо чучела чаще была некая куча мусора, груда, которую как раз воспринимают как ссор, как отказ от болезни, как основание для костра.

Но это не вписалось в канву организованного городского праздника. И в итоге Масленица превратилось в нечто совсем иное. В ней больше нет связи с Великим постом, да и с христианством вообще.

А ведь на Масленицу народ вспоминал об Адаме и его изгнании из рая, райскую беззаботную жизнь, где полно еды и не надо работать. Вспоминали люди они и про первую семью на земле, Адама и Еву, первых молодоженов. Вся мифологема Масленичной недели русского народа складывалась вокруг молодоженов, их величания, потому что они молодцы, они сделали, исполнили эту главную заповедь. Их задача — рожать детей.

Ушло и почитание родителей. У тещи на блинах стало не частью народного праздника, а обычной присказкой.

Все семейные смыслы и связи были вычеркнуты из нового советского праздника. Они оказались лишними для строителей коммунизма.

И все бы ничего, но вскоре и сам коммунизм потерпел крах. Падение идеологии не изменило ситуацию к лучшему.

Несколько поколений советских людей живёт в отрыве от родных традиций. Их личный опыт уже не позволяет отличить подлинную народную культуру от советского эстрадного новодела. Многое попросту ушло в небытие.

В конце концов, песни можно и выучить, танцы отрепетировать, а рубахи заказать в ателье. Однако этого для традиционной культуры мало. Главное, что исчезает, это соучастие. Традиционная культура — это культура соучастия, а культура глобализированного, мирового. опыта — это культура смотрения, разделения на актеров, на актеров и потребителей.

Такое советское разделение сохраняется и сегодня. Якобы народные песни, якобы народные танцы и праздники — все это до сих пор существует и активно поддерживается, тратятся на это государственные деньги, и при этом не малые. Но обычные зрители все меньше и меньше готовы это воспринимать. Ведь человек ощущает фальшивость.

Когда поют какими-то странными голосами о какой-нибудь сударушке или бабушке, утушке или выходят веселые парни — сажень плечах с какими-то бессмысленными улыбками и демонстрируют какие-то непонятные движения, которые никак у нас не ассоциируются с нашей жизнью, с нашей культурой, с той реальностью, в которой мы жили тогда или в которой мы живем сейчас. Человек ощущает эту фальшь. И если, слушая эстраду или оперу, мы находили некий культурный резонанс в себе, то в этом мы этого резонанса не находили.

Вместе с этим продолжают возникать и новые подмены.

По материалам документального фильма «Русская культура: История подмены»